по просекам-проборам в буреломах леса
по глухомани снов ночей и дней
тащился я
пожизненный повеса
голодный и уставший
полукров-еврей
И время
потеряло цену
и пространство
сжимался солнца шар
в ветвистой высоте
души моей изящное убранство
свой потеряло блеск
предавшись  простоте
и те и эти
мне вставляли  палки в спицы
между лопаток чувствуя прицел
я брел
заткнули клювы птицы
и страха не было
давно его презрел
я имярек
безумный и бездонный
клятвопреступник
позабывший честь
меня завидевший на горизонте
путник
сочтет не лишним
обойти окрест
я агасферово клеймо
несу на лобной кости
и вечножидно
буду шастать по земле
нет места мне на боговом погосте
помойной ямой обойдусь вполне
по мне
не будет плакать мать-старушка
рука отца останется сухой
и лишь юродивая девочка-дурнушка
помашет на прощание рукой
постой
она мне скажет
еще рано
придурковато засмеётся вслед
и будет ухо жечь ее сопрано
пискляво эхить
ухудшая бред
свет
этот я бы рад оставить
но на скитанья свыше осужден
и изможденная неумираньем память
набатно долбит
заглушая вешний гром
гром
подтверждающий
цикличность
и годичность
гром
предвещающий
приход
весны
гром
причинно-следственность
и следственность-причинность
дождь
снова
дождь
вы рождены
и смертны
но это
вы
а  я
от "а" до "я" живу
ни йотой меньше
и жду Его пришествия
как вы - весны
для вас весна - начало
для меня Его приход – важнее
итог
и смерть
обитель тишины.

Блудлив, как дворовая шавка,
красив, как Аполлон
и одинок, как перст.
Его перина - замусоленная лавка
в вокзальном зале
на десятки липких мест.
Его оставила любимая подруга,
друзья презрели и забыла мать,
и хоть кровать  жестка и неупруга,
он счастлив был - чего еще желать?
Все было у него: свобода, совесть, время,
и в одиночестве он видел лишь квадрат,
себя помножив на страдальческое бремя,
он получил свободу и сам черт ему не брат!
Он выше Бога стал. "Свобода есть свобода!"-
твердил, Некрасова он прочитав.
Пройдя страданий круг от плода до урода,
он возомнил себя великим, попрошайкой став.
Но маргинальность хороша
лишь при богатстве духа,
а он же был его лишен…
И Сны его: чернуха да порнуха,
Реальность - атавизм былых времен.

Он так и умер - на заплеванной скамейке
а похоронен был на свалке городской.
Кричали вороны, бульдозеры шумели,
ровняя над усопшим чернозема слой.

Метет по луже воду малолетняя девчонка,
Но тщетно - физика воды вредна,
Топорщится помятая юбчонка,
Журчит под веником капризная волна.

Я на маршрутке проезжал по направленью к дому,
Подобные картины вижу тут и там,
Сизифову труду, ритмичному, тупому,
Конца не видно, как моим бредовым снам.

В темноте
каждый дом -
Вавилон
освещается
сотнями
окон
любопытство -
порок
но любой
инородный
шумок
за порогом
заставляет
мигать
домоседов
ресницами
окон